Волшебник Гун

Даос Гун не имел ни имени, ни прозвания. Неизвестно также, откуда он был родом. Раз он пришел ко дворцу Луского князя и просил разрешения повидать его. Привратники не стали и докладывать.
В это время вышел из дворца какой - то чиновник. Даос сделал ему приветствие и стал просить о том же. Чиновник, видя, что монах грязен и оборван, велел его прогнать, но, как его ни гнали, монах прихбдил снова. Чиновник рассердился, велел гнать его и колотить.

Добежав до места, где никого не было, даос вдруг засмеялся, вынул сто лан желтого золота и попросил человека, который за ним гнался, передать это чиновнику и сказать, что он и не собирался свидеться в князем, а только, прослышав, что во втором саду дворца есть цветы и деревья, башни и террасы, - верх человеческого великолепия, - хочет, чтобы его проводили туда погулять, так что если это возможно, то он сочтет себя на всю жизнь удовлетворенным. Сверх золота он дал еще серебра гнавшемуся за ним человеку. Тот был весьма доволен и исполнил поручение. Чиновник тоже просиял и повел даоса через задние службы в сад.
Там он походил с ним по всем интересным местам, а затем поднялся с ним на башню. Чиновник прислонился к окну, и как раз в это время даос его толкнул. Тот почувствовал, что падает с башни вниз и что его у поясницы охватывает лишь тонкая веревка. Вися таким образом в воздухе, он взглянул вниз: было так высоко и так глубоко внизу, что у него закружилась голова и помутился взор; веревка уже как будто скрипит и рвется.

В ужасе он стал громко кричать. Сейчас же прибежало несколько дворцовых смотрителей, которые также сильно перепугались, видя, как высоко от земли он висит. Взбежали на верх - башни и увидели, что конец веревки прикреплен к - крыше, но если отвязать ее и спустить висящего, то верёвка слишком тонка и напряжения не выдержит. Стали всюду искать даоса, но тот исчез. Руки были, таким образом, у всех связаны, и никто ничего не мог придумать.

Пошли доложить об этом князю. Тот пришел и сильно подивился всей этой истории. Велел, набросать травы у башни внизу, разложить вату и затем уже оборвать веревку. Только что кончили - работать, как пеньковая веревка оборвалась сама собой: оказалось, что человек висел всего на фут от земли. Переглянулись и не могли удержаться от смеха.
Князь велел отыскать даоса. Кто - то слышал, что он живет у студента Шана. Князь послал к нему за справками, но оказалось, o что даос ушел гулять и с тех пор не приходил. Наконец его встретили на дороге и притащили к князю, который сейчас же усадил его и стал милостиво угощать. Затем он начал его упрашивать показать какой - нибудь фокус.
- Ваш покорный слуга, - отвечал на это монах, - человек полей, грубый, неотесанный, и никаких особенных талантов у меня нет. Но раз меня удостаивают та кого богатого угощения, то я позволю себе предложить вашему великокняжеству послушать, как артистки будут петь вам о вашем многолетии.

С этими словами он залез к себе в рукав, поискал там и вытащил красавицу, которую и поставил на пол. Она тут же поклонилась князю в ноги. Даос велел ей приготовиться к исполнению пьесы "Пир у Яшмового Озера" и пророчить в ней князю" десятки тысяч лет жизни. Певица поднялась на подмостки и начала петь. После нескольких ее слов даос снова вынул фигурку, которая сказала, что она Ванму. Вслед за тем вышли, одна за другой, из рукава монаха и Дун Шуанчэн, и Сюй Фэйцюн, и все бессмертные феи. Наконец появилась Дева - Ткачиха. Она подошла к князю, поздоровалась и поднесла ему небесную одежду. Золото и краски этого платья блестели, сияли, играли и переливались, наполняя всю комнату лучами.

Князю показалось, что одежда фальшивая, и он потребовал, чтобы ему ее показали. Даос резко сказал:
Нельзя! - но князь не послушался и в конце концов осмотрел. Действительно, это оказалось платье без единого шва, которое человеческие руки, конечно, сделать не могут.

Даосу это не понравилось.
- Ваш покорный раб, - сказал он, - сделал решительно все, что мог, по всей своей искренности, чтобы услужить вашему великокняжеству. Я даже на время одолжился у Небесной Внучки, чтобы добыть это платье. Теперь же оно замарано нечистым духом... Как я теперь буду его отдавать прежней его владелице?

Князь опять сказал, что эти певицы, наверное, все бессмертные феи, и подумал, что недурно было бы ему оставить у себя одну - другую из них. Однако, всмотревшись в них пристальнее, он увидел, что все они - певицы из его же собственного дворца.
Затем князю показалось, что пьесы, исполненные певицами, как будто не совсем те, что входили в их прежний репертуар. Он спросил их, и действительно оказалось, что они сами по себе их не знают и даже себе не представляют.
Даос взял платье, положил в огонь и обжарил, а затем убрал к себе в рукав. Стали его обыскивать, шарили - шарили, платья уже не было.

С этих пор князь проникся к даосу особенно глубоким уважением и хотел, чтобы тот остался жить во дворце.
- Я - человек дикий, - говорил ему на это даос. - Мне дворцовые хоромы представляются чем - то вроде клетки. Мне гораздо лучше жить у студента: там мне свободно!
И каждый день под вечер отправлялся к себе домой. Порой же, когда князь особенно усердно оставлял его ночевать, он иногда оставался. Тогда он за ужином в шутку переделывал цветы и растения разных времен года в обратный порядок и этим забавлялся.
Князь задал ему по этому поводу вопрос:
- Правда ли, скажите, что бессмертные и святые люди, как я слыхал, все - таки не могут забыть о своих человеческих чувствах.
- Бессмертные, - да, может быть, - отвечал даос, - но я не святой. Вот отчего сердце мое напоминает засохшее дерево!

Однажды, когда он ночевал во дворце, князь послал молоденькую певичку пойти на него посмотреть. Она вошла в комнату, несколько раз окликнула; даос не отзывался. Зажгла свечу: оказывается, он сидит с закрытыми глазами на кровати.
Стала его тормошить. У даоса сверкнул зрачок, и веко опять закрылось. Стала теребить еще и еще - раздавался только сап. Девица толкнула его: он послушно повалился, куда двинула рука, и лежал, как пьяный или оглушенный громом. Постучала ему по лбу - крепкий лоб: палец так и отскакивает, и - гудит, словно железный котел.
Певица побежала и рассказала князю. Князь велел уколоть его иглой. Игла, однако, не входила. Толкнули его. Тело стало таким тяжелым - нельзя было и пошевелить. Потребовалось больше десяти человек, чтоб его поднять и бросить у кровати... У людей было такое впечатление, словно то был камень пудов в двадцать пять, который упал на землю.

Наутро посмотрели на него опять: он спал на полу. Проснулся и засмеялся.
- Всю ночь были дурные сны. С кровати свалился и то не заметил! - говорил он весело.

Вслед за сим женщины во дворце стали забавляться тем, что трогали его, когда он сидел или лежал. В первый раз тронут - он еще мягок, а дальше - уже становится, словно железо или камень.

Даос жил у студента Шана и часто по ночам не возвращался. Шан как - то запер дверь на замок. Утром открыл; видит, что монах спит себе в комнате.

Студент Шан незадолго перед этим подружился и сблизился с певицей Хуэй Гэ. Они дали друг другу слово и стремились пожениться. Хуэй отличалась своим умением петь и своей гитарой затмевала всех сверстниц. Луский князь, услыхав о ней, призвал к себе во дворец и заставил у него служить. Шану пришлось теперь прекратить свидания, и хотя он неотвязно о ней думал, но сообщаться не было возможности; это его сильно мучило.
Однажды вечером он спросил у даоса, не видел ли он Хуэй Гэ. Тот отвечал, что видел всех певиц, но не знает, которая из них Хуэй Гэ. Тогда Шан описал ему ее наружность и сказал, сколько ей лет. Даос вспомнил. Шая стал просить его передать ей пару слой.
- Я человек не от мира, - отвечал даос, - и не могу исполнять для вас подобные обязанности любовного почтаря.

Шан умолял его неотступно. Тогда даос, раскрыв свой рукав, сказал ему:
- Если уж так хотите с ней увидеться, пожалуйста, полезайте сюда!
Шан заглянул в рукав. Там было просторно, как в комнате. Он вполз туда, и вдруг яркий свет пронизал все помещение, которое стало теперь обширным; как настоящий зал присутственного места или же храм; при этом здесь ни в какой мебели не было недостатка: столы всех сортов, диваны, кровати - все было налицо. Шан сидел в комнате без малейшего стеснения или неудовольствия.

Даос пришел во дворец и сел играть с князем в шахматы. Увидя подходящую к ним Хуэй Гэ, он сделал вид, что хочет стереть рукавом пыль, и Хуэй Гэ уже сидела в рукаве. Между тем никто этого не заметил.

Шан сидел в комнате один и сосредоточенно мечтал о Хуэй Гэ. Вдруг с потолка падает красавица. Шан смотрит - она и есть: Хуэй Гэ! В крайнем изумлении, сменившемся радостными восторгами, они слились друг с другом в плотнейшую близость.
- Эту странную сегодняшнюю нашу судьбу, - говорил ей студент, - нельзя не запечатлеть. Прошу тебя, милая, припиши свой стих к моему!
И он написал на стене:
"Морю подобны дворцовые входы; долго следы незаметны".
- Хуэй продолжала:
"Кто бы мог знать, что мой юноша здесь встретит сегодня меня?"
Шан давал следующий стих:
"Здесь, в рукаве, есть земля, есть и небо: ну и рукав же огромный!"
Она отвечала:
"Мужа в разлуке и в грусти жену - разом в себя он вместил".

Только что они кончили писать, как сразу же вошло пять человек в остроконечных шапках и розовых костюмах. Всмотрелись - совершенно неизвеетные люди, никогда им не встречавшиеся. Не говоря ни слова, молча поторопили Хуэй Гэ уйти, а бедный Шан в крайнем смятении и ужасе не понимал, откуда все это.

Даос вернулся домой и крикнул Шану, чтоб выходил. Стал расспрашивать, как дела и прочее. Шан кое - что, скрыл, рассказал не обо всем, но даос с тонкой улыбкой расстегнул халат, вывернул рукав и показал. Шан стал пристально всматриваться: в рукаве оказались еле - еле заметные знаки, тоненькие, маленькие, словно блохи: то были те самые стихи, которые писал он с Хуэй Гэ!

Дней через десять Шан опять попросился в рукав и в общем побывал там раза три.
- У меня в животе уже шевелится, - говорила ему Хуэй Гэ. - Мне это ужасно неприятно. Я, положим, всегда туго затягиваю талию, но у нас во дворце ушей и глаз больше, чем нужно. Если в одно прекрасное утро мне придется разрешиться, куда, скажи, я упрячу крик ребенка? Пожалуйста, будь добр, поговори со святым Гуном. Пусть он придет мне на помощь, когда увидит, что у моей талии дорога раскрывается на все стороны.
Шан согласился исполнить ее просьбу, прошел к даосу, пал перед ним на землю и так лежал, не вставая. Даос поднял его и сказал:
- То, что вы хотите сказать, я уже знаю, хорошо знаю. И, пожалуйста, не беспокойтесь. Ведь ваш род только на этой ниточке и будет держаться. Неужели же я позволю себе отказать вам в этой ничтожной услуге? Тем не менее теперь уже вам не следует больше ко мне влезать... И то, что я делаю из благодарности к вам, никоим образом не связано с вашей чувственностью!

Прошло еще несколько месяцев. Как - то даос приходит домой и говорит:
- Вот, принес барчонка! Тащите сюда скорей пеленки!
Жена Шана, очень умная и хорошая женщина, была уже лет тридцати или около этого, но, родив несколько раз, имела в живых только одного сына. Только что перед этим у нее была девочка, котбрая умерла, когда ей едва исполнился месяц. Теперь, слыша, что говорит Шан, в радостном изумлении она выбежала к даосу, а тот поискал в своем рукаве и вынул младенца, который как будто сладко - сладко спал. Пуповина еще не была перевязана. Жена Шана сейчас же приняла ребенка, запеленала, и он тут же зауакал и разразился плачем. Даос снял свое платье и сказал:
- Родильные крови все платье мне испачкали. Это мы, даосы, ненавидим больше всего. Вот теперь из - за вас, сударь, приходится а одно прекрасное утро бросить милую вещь, которую носил двадцать лет.
Шан дал ему переменить платье.
- Эту старую штуку вы не бросайте, - наставительно говорил ему даос. - Если взять и отрезать от нее кусок величиной с деньгу, это может помочь при трудных родах и дать выход мертвому младенцу.
Шан принял это к сведению.

Так прожили еще довольно долго. Вдруг даос говорит студенту:
- От этой, помните, моей старой рвани, что у вас хранится, вы оставьте себе небольшой кусок для собственного употребления. После моей смерти все - таки об этом не забудьте!
Шану показалось в этих словах что - то зловещее, но даос больше ничего не сказал и ушел. Он прошел во дворец к князю.
- Я собрался умирать, - заявил он. Князь сильно удивился, стал расспрашивать, но даос твердил свое:
- Это уж так предопределено! Что об этом говорить?
Князь не хотел верить и стал силой его удерживать, предлагая сыграть партию в шахматы, но даос быстро встал, и, как его князь ни останавливал, он попросился куда - нибудь из зала пройти.

Князь разрешил. Даос устремился вон и в одной из комнат лег. Смотрят - он уже мертв. Князь похоронил его весьма торжественно, сделав ему гроб и все прочее.
Шан плакал у гроба, и по всему было видно, что у него в душе глубокий траур. Теперь только он понял, что даос это в своих недавних речах предсказывал.

Он стал теперь пользоваться старой хламидой даоса для ускорения родов; и действие было поразительное:
словно эхо на звук, - так что ищущие этого средства попадались у ворот Шана непрерывно, один за другим. Сначала он давал только от измазанного рукава, а затем стал отрезать от воротника и из пол - и не было случая, чтобы не последовало исцеление. Кроме того, слыша, что ему наказывал перед смертью даос, он решил, что, наверное, у его жены будет с родами плохо, и потому отрезал кусок окровавленной ткани величиной с ладонь и стал беречь его, как драгоценность...

Затем как - то раз любимая наложница князя три дня не могла разродиться. Искусство врачей пришло к концу. Кто - то сказал о Шане.

Сейчас же послали за ним. Он пришел, дал свое средство, и роды кончились. Князь был очень рад, подарил студенту серебра, атласа, шелков - всего в большом изобилии, но Шан от всего этого отказался и не принимал. Князь спросил тогда, чего же он хочет.
- Не смею сказать, ваше великокняжество, - сказал Шан.

Князь стал упрашивать. Тогда Шан упал в ноги.
- Если вы, князь, - молил он, - хотите простереть на меня свою небесную милость, пожалуйте мне вашу старую певицу Хуэй Гэ. Больше мне ничего не надо.
Князь велел позвать ее. Спросил, сколько ей лет.
- Я, ваше великокняжество, поступила во дворец восемнадцати лет, а теперь я уже нахожусь здесь четырнадцать лет.
Князь, считая, что ей лет уже порядочно, велел созвать всех певиц и предоставил Шану выбирать, кого он захочет, но тому решительно ни одна не нравилась.
- Дурак ты, ученый муж, вот что, - смеялся князь. - Что ты, десять лет тому назад, что ли, решил на ней жениться?

Шан тогда рассказал все начистоту. И вот князь велел заложить лошадей в роскошные экипажи и все, что дарил студенту и от чего тот отказывался - все эти шелка и атласы - дал в приданое за Хуэй Гэ. Затем, провожая ее, лично сам вышел за двери.
Сына от Хуэй Гэ назвали Сюшэн (Красавец), имея в виду, что Сю (Красавец) напоминает по звуку другое слово Сю (Рукав).
К этому времени ему было уже одиннадцать лет. Он каждый день вспоминал о милости святого человека и ежегодно, в весенний праздник чистой и светлой погоды, приходил к нему на могилу.

Как - то раз один из местных торговцев, давно уже разъезжающий по губернии Сычуань, встретил на дороге даоса, который дал ему сверток с прописью.
- Это вещь из вашего ,там дворца. Когда я сюда пришел, то все хлопотал, и некогда было вернуть хозяину его драгоценную вещь. Не откажите, пожалуйста, снести и передать ее.

Торговец, вернувшись домой, услыхал, что даос уже умер, и не посмел сам довести об этом до сведения князя, а Шан пошел и доложил. Князь развернул свиток, смотрит - и в самом<деле это то самое, что даос брал на просмотр. В полном недоумении, не умея объяснить себе, что тут произошло, князь велел вскрыть его могилу. В ней оказался пустой гроб.

Затем умер маленький сын Шана от жены, и весь его род продолжался теперь только через Сюшэна. Пришлось лишний раз преклониться перед ясновидящим Гуном.


Послесловие рассказчика
"Небо и земля в рукаве" - это, конечно, иносказание, взятое из древнего автора. Разве на самом - то деле так бывает?
Но как, правда, это замечательно! В рукаве, оказывается, есть и небо и земля; есть и солнце и луна! Можно жениться там, рожать детей, и при этом нет никаких мучений за ускорение родов, да и вообще нудных и тревожных человеческих дел!
В таком случае, вши в рваной одежде даоса ничем не отличаются от собак и кур обетованного рая, описанного в известном "Персиковом источнике".
Что, если бы в этот рукав можно было часто ходить! Даже умереть в подобном месте - стоит, да!



Комментарии переводчика

Ванму. - То же, что Сиванму - Мать - Царица Запада, бессмертная фея, живущая в мраморных и яшмовых чертогах возле Яшмового озера.

Дун Шуанчэн и Сюй Фэйцюн. - Феи - прислужницы Ванму.

Дева - Ткачиха - фея созвездия Ткачихи. Седьмого числа седьмой луны она переходит по мосту, сплетенному сороками, через Млечный Путь, чтобы свидеться со своим Пастухом (тоже созвездием).

У Небесной Внучки - то есть у Ткачихи, обладающей искусством ткать небесную одежду.

...в известном "Персиковом источнике". - Речь идет о замечательном (по влиянию на литературу) произведении Тао Цявя (Тао Юань - мина, 365 - 427), описывающем особый мир людей, не связанных с современностью.

Вернуться в оглавление сборника "Монахи-волшебники"
Написать свое мнение на форуме !

Текст воспроизводится по изданию: Пу Сунлин. Рассказы о людях необычайных. М., 1988.
Последнее, наиболее полное комментированное и иллюстрированное издание новелл Пу Сун-лина в переводах В. М. Алексеева находится на сайте "Петербургское востоковедение"
(с) В. М. Алексеев, перевод, 1988
(с) Центр "Петербургское Востоковедение", 2000